Неточные совпадения
Опять все побежали к колокольне, и сколько
тут было перебито и перетоплено
тел народных — того даже приблизительно сообразить невозможно.
Когда старик опять встал, помолился и лег
тут же под кустом, положив себе под изголовье травы, Левин сделал то же и, несмотря на липких, упорных на солнце мух и козявок, щекотавших его потное лицо и
тело, заснул тотчас же и проснулся, только когда солнце зашло на другую сторону куста и стало доставать его.
Запах их всё сильнее и сильнее, определеннее и определеннее поражал ее, и вдруг ей вполне стало ясно, что один из них
тут, за этою кочкой, в пяти шагах пред нею, и она остановилась и замерла всем
телом.
— Ах, если бы вы видели, графиня, — говорил Степан Аркадьич. — И жена его
тут… Ужасно видеть ее… Она бросилась на
тело. Говорят, он один кормил огромное семейство. Вот ужас!
Тут же, при нем, вырыли яму, опустили туда живого убийцу и сверх него поставили гроб, заключавший
тело им убиенного, и потом обоих засыпали землею.
Как услышали уманцы, что куренного их атамана Бородатого нет уже в живых, бросили поле битвы и прибежали прибрать его
тело; и
тут же стали совещаться, кого выбрать в куренные. Наконец сказали...
Казалось, слышно было, как деревья шипели, обвиваясь дымом, и когда выскакивал огонь, он вдруг освещал фосфорическим, лилово-огненным светом спелые гроздия слив или обращал в червонное золото там и там желтевшие груши, и
тут же среди их чернело висевшее на стене здания или на древесном суку
тело бедного жида или монаха, погибавшее вместе с строением в огне.
В нетерпении он взмахнул было опять топором, чтобы рубнуть по снурку
тут же, по
телу, сверху, но не посмел, и с трудом, испачкав руки и топор, после двухминутной возни, разрезал снурок, не касаясь топором
тела, и снял; он не ошибся — кошелек.
Он очень хорошо знал, он отлично хорошо знал, что они в это мгновение уже в квартире, что очень удивились, видя, что она отперта, тогда как сейчас была заперта, что они уже смотрят на
тела и что пройдет не больше минуты, как они догадаются и совершенно сообразят, что
тут только что был убийца и успел куда-нибудь спрятаться, проскользнуть мимо них, убежать; догадаются, пожалуй, и о том, что он в пустой квартире сидел, пока они вверх проходили.
Поставив Клима впереди себя, он растолкал его
телом студентов, а на свободном месте взял за руку и повел за собою.
Тут Самгина ударили чем-то по голове. Он смутно помнил, что было затем, и очнулся, когда Митрофанов с полицейским усаживали его в сани извозчика.
Тут Самгин увидел, что старик одет празднично или как именинник в новый, темно-синий костюм, а его тощее
тело воинственно выпрямлено. Он даже приобрел нечто напомнившее дядю Якова, полусгоревшего, полумертвого человека, который явился воскрешать мертвецов. Ласково простясь, Суслов ушел, поскрипывая новыми ботинками и оставив у Самгина смутное желание найти в старике что-нибудь комическое. Комического — не находилось, но Клим все-таки с некоторой натугой подумал...
«Конечно, он теперь где-нибудь разжигает страсти…»
Тут Самгин вдруг почувствовал, что в нем точно нарыв лопнул и по всему
телу разлились холодные струйки злобы.
— Это мой другой страшный грех! — перебила ее Татьяна Марковна, — я молчала и не отвела тебя… от обрыва! Мать твоя из гроба достает меня за это; я чувствую — она все снится мне… Она теперь
тут, между нас… Прости меня и ты, покойница! — говорила старуха, дико озираясь вокруг и простирая руку к небу. У Веры пробежала дрожь по
телу. — Прости и ты, Вера, — простите обе!.. Будем молиться!..
— «Нет,
тут другая причина, — сказал доктор, — с черными нельзя вместе сидеть: от них пахнет: они мажут
тело растительным маслом, да и испарина у них имеет особенный запах».
«Изучаю нравы, — отвечал он, — n’est ce pas que c’est pittoresque?» — «Гм! pittoresque, — думалось мне, — да, пожалуй, но собственного, местного, негритянского
тут было только: черные
тела да гримасы, все же прочее…
Предварительно опросив детей об их именах, священник, осторожно зачерпывая ложечкой из чашки, совал глубоко в рот каждому из детей поочередно по кусочку хлеба в вине, а дьячок
тут же, отирая рты детям, веселым голосом пел песню о том, что дети едят
тело Бога и пьют Его кровь.
Представьте себе, этот отчет просто все дело испортил, а между тем мы
тут ни душой, ни
телом не виноваты: отчет составлен и теперь гуляет в опекунском совете второй год.
Тут влюбится человек в какую-нибудь красоту, в
тело женское, или даже только в часть одну
тела женского (это сладострастник может понять), то и отдаст за нее собственных детей, продаст отца и мать, Россию и отечество; будучи честен, пойдет и украдет; будучи кроток — зарежет, будучи верен — изменит.
«И почему бы сие могло случиться, — говорили некоторые из иноков, сначала как бы и сожалея, —
тело имел невеликое, сухое, к костям приросшее, откуда бы
тут духу быть?» — «Значит, нарочно хотел Бог указать», — поспешно прибавляли другие, и мнение их принималось бесспорно и тотчас же, ибо опять-таки указывали, что если б и быть духу естественно, как от всякого усопшего грешного, то все же изошел бы позднее, не с такою столь явною поспешностью, по крайности чрез сутки бы, а «этот естество предупредил», стало быть,
тут никто как Бог и нарочитый перст его.
— Ну, отцы вы наши, умолот-то не больно хорош. Да что, батюшка Аркадий Павлыч, позвольте вам доложить, дельцо какое вышло. (
Тут он приблизился, разводя руками, к господину Пеночкину, нагнулся и прищурил один глаз.) Мертвое
тело на нашей земле оказалось.
Утки хлопотливо плескались и ковыляли в этих лужицах; собака, дрожа всем
телом и жмурясь, грызла кость на поляне; пегая корова
тут же лениво щипала траву, изредка закидывая хвост на худую спину.
Поэтому возникли прогрессисты, отвергнувшие прежнее предположение: «А может быть, и не было никакого
тела? может быть, пьяный, или просто озорник, подурачился, — выстрелил, да и убежал, — а то, пожалуй,
тут же стоит в хлопочущей толпе да подсмеивается над тревогою, какую наделал».
Все
тут, от председателя до последнего писца, ели и пили, требуя, кто чего хотел, а после обеда написали протокол, в котором значилось, что раба божия Иулита умерла от апоплексии, хотя же и была перед тем наказана на
теле, но слегка, отечески.
Ты говоришь, что мертвое
тело в лесу около великановской межи висит, а лес
тут одинаковый, что у нас, что у Великановых.
Левко стал пристально вглядываться в лицо ей. Скоро и смело гналась она за вереницею и кидалась во все стороны, чтобы изловить свою жертву.
Тут Левко стал замечать, что
тело ее не так светилось, как у прочих: внутри его виделось что-то черное. Вдруг раздался крик: ворон бросился на одну из вереницы, схватил ее, и Левку почудилось, будто у ней выпустились когти и на лице ее сверкнула злобная радость.
На площадь приходили прямо с вокзалов артели приезжих рабочих и становились под огромным навесом, для них нарочно выстроенным. Сюда по утрам являлись подрядчики и уводили нанятые артели на работу. После полудня навес поступал в распоряжение хитрованцев и барышников: последние скупали все, что попало. Бедняки, продававшие с себя платье и обувь,
тут же снимали их, переодевались вместо сапог в лапти или опорки, а из костюмов — в «сменку до седьмого колена», сквозь которую
тело видно…
— Думал: помру, — думал он вслух. — Тяжело душеньке с грешным
телом расставаться… Ох, тяжело! Ну, лежу и думаю: только ведь еще жить начал… Раньше-то в египетской работе состоял, а
тут на себя… да…
Хотя Харитон Артемьич и предупредил зятя относительно Булыгиных, а сам не утерпел и под пьяную руку все разболтал в клубе. Очень уж ловкий анекдот выходил. Это происшествие облетело целый город, как молния. Очень уж постарался Илья Фирсыч. Купцы хохотали доупаду. А
тут еще суслонский поп ходит по гостиному двору и рассказывает, как Полуянов морозит у него на погребе скоропостижное девичье
тело.
Старик всю жизнь прожил в черном
теле, а
тут, на старости лет, прикачнулось какое-то безумное счастье.
— Нечего сказать, хороша мука. Удивительное это дело, Флегонт Васильич: пока хорошо с женой жил — все в черном
теле состоял, а
тут, как ошибочку сделал — точно дверь распахнул. Даром деньги получаю. А жену жаль и ребятишек. Несчастный я человек… себе не рад с деньгами.
— Коли он сечет с навеса, просто сверху кладет лозу, — ну,
тут лежи спокойно, мягко; а ежели он с оттяжкой сечет, — ударит да к себе потянет лозину, чтобы кожу снять, — так и ты виляй
телом к нему, за лозой, понимаешь? Это легче!
Причины смерти почти всякий раз регистрируются священниками по запискам врачей и фельдшеров, много
тут фантазии, [Между прочим, я встречал
тут такие диагнозы, как неумеренное питье от груди, неразвитость к жизни, душевная болезнь сердца, воспаление
тела, внутреннее истощение, курьезный пневмоний, Шпер и проч.] но в общем этот материал по существу тот же, что и в «Правдивых книгах», не лучше и не хуже.
Ему не дали кончить, — как-то вся толпа хлынула на него, смяла, и слышно было только, как на земле молотили живое человеческое
тело. Силен был Гермоген: подковы гнул, лошадей поднимал за передние ноги, а
тут не устоял. Макар бросился было к нему на выручку, но его сейчас же стащили с лошади и десятки рук не дали пошевельнуться. Перепуганные богомолки бросились в лес, а на росстани остались одни мужики.
— Трудно есть против рожна прати. Человечество живет приговаривая: мне своя рубашка ближе к
телу, так что ж
тут толковать.
Человек вдруг, с его душой и
телом, отдан в полную власть другому человеку, и тот может им распоряжаться больше, чем сам царь, чем самый безусловный восточный властелин, потому что тот все-таки будет судить и распоряжаться на основании каких-нибудь законов или обычаев; а
тут вы можете к вашему крепостному рабу врываться в самые интимные, сердечные его отношения, признавать их или отвергать.
Трясущимися руками она сорвала с себя юнифу — просторное, желтое, висячее
тело опрокинулось на кровать… И только
тут я понял: она думала, что я шторы — это для того, чтобы — что я хочу…
— Ага: равномерно, повсюду! Вот
тут она самая и есть — энтропия, психологическая энтропия. Тебе, математику, — разве не ясно, что только разности — разности — температур, только тепловые контрасты — только в них жизнь. А если всюду, по всей вселенной, одинаково теплые — или одинаково прохладные
тела… Их надо столкнуть — чтобы огонь, взрыв, геенна. И мы — столкнем.
Тут только я понял: алкоголь. Молнией мелькнуло вчерашнее: каменная рука Благодетеля, нестерпимое лезвие луча, но там: на Кубе — это вот, с закинутой головой, распростертое
тело. Я вздрогнул.
Но он только сердито шлепнул губами, мотнул головой и побежал дальше. И
тут я — мне невероятно стыдно записывать это, но мне кажется: я все же должен, должен записать, чтобы вы, неведомые мои читатели, могли до конца изучить историю моей болезни —
тут я с маху ударил его по голове. Вы понимаете — ударил! Это я отчетливо помню. И еще помню: чувство какого-то освобождения, легкости во всем
теле от этого удара.
Слово за словом, купец видит, что шутки
тут плохие, хочь и впрямь пруд спущай, заплатил три тысячи, ну, и дело покончили. После мы по пруду-то маленько поездили, крючьями в воде потыкали, и
тела, разумеется, никакого не нашли. Только, я вам скажу, на угощенье, когда уж были мы все выпивши, и расскажи Иван Петрович купцу, как все дело было; верите ли, так обозлилась борода, что даже закоченел весь!
Так пробыла она несколько минут, и Техоцкий возымел даже смелость взять ее сиятельство за талию: княжна вздрогнула; но если б
тут был посторонний наблюдатель, то в нем не осталось бы ни малейшего сомнения, что эта дрожь происходит не от неприятного чувства, а вследствие какого-то странного, всеобщего ощущения довольства, как будто ей до того времени было холодно, и теперь вдруг по всему
телу разлилась жизнь и теплота.
Тут я в первый раз взглянул на него попристальнее. Он был в широком халате, почти без всякой одежды; распахнувшаяся на груди рубашка обнаруживала целый лес волос и обнаженное
тело красновато-медного цвета; голова была не прибрана, глаза сонные. Очевидно, что он вошел в разряд тех господ, которые, кроме бани, иного туалета не подозревают. Он, кажется, заметил мой взгляд, потому что слегка покраснел и как будто инстинктивно запахнул и халат и рубашку.
Корсет она, однако ж, переменила. Прежде всего старый обветшал, а наконец, она сама потучнела, и
тело сделалось у нее грубое, словно хрящеватое. Но и
тут она отказалась следовать моде и сделала себе корсет такой же высокий и жесткий, как кираса.
— Не сердитесь… Я вас, кажется, буду очень любить! — подхватила Полина и протянула ему руку, до которой он еще в первый раз дотронулся без перчатки; она была потная и холодная. Нервный трепет пробежал по
телу Калиновича, а
тут еще, как нарочно, Полина наклонилась к нему, и он почувствовал, что даже дыхание ее было дыханием болезненной женщины. Приезд баронессы, наконец, прекратил эту пытку. Как радужная бабочка, в цветном платье, впорхнула она, сопровождаемая князем, и проговорила...
Но
тут произошло нечто совершенно неожиданное: сжав кулаки до боли, видя красные круги перед глазами, напрягая все мускулы крепкого, почти восемнадцатилетнего
тела, Александров уже ринулся с криком: «Подлец», на своего врага, но вдруг остановился, как от мгновенного удара.
Тут же стояла на страже и земская полиция, знакомая с порядками следствия и с законами и знавшая, что мертвое
тело нельзя трогать с места до приезда начальства.
Старуха, не вполне уже все понимавшая,
тут, однако, уразумела, видно, и затрепетала всем
телом.
— Зато по женской части — малина! Не успеешь, бывало! мигнуть ординарцу: как бы, братец, баядерочку промыслить — глядь, а уж она, бестия,
тут как
тут!
Тело смуглое, точно постным маслом вымазанное, груди — как голенища, а в руках — бубен!"Эй, жги, говори!" — ни дать ни взять как в Москве, в Грузинах.
Меня уверяли достоверные свидетели, что жизнь наказанных людей спасали только тем, что завертывали истерзанное их
тело в теплые, только что снятые шкуры баранов,
тут же зарезанных.
Когда
тело отнесено было в каюк, чеченец-брат подошел к берегу. Казаки невольно расступились, чтобы дать ему дорогу. Он сильною ногой оттолкнулся от берега и вскочил в лодку.
Тут он в первый раз, как Оленин заметил, быстрым взглядом окинул всех казаков и опять что-то отрывисто спросил у товарища. Товарищ ответил что-то и указал на Лукашку. Чеченец взглянул на него и, медленно отвернувшись, стал смотреть на тот берег. Не ненависть, а холодное презрение выразилось в этом взгляде. Он еще сказал что-то.